На разрыве

Не хочу, но любить продолжаю
Позабыв о родных и себе
Навсегда от тебя уезжая,
Возвращаюсь обратно к тебе.

Нависает проклятие ночи
Злобным зверем бессонница рвет
Тихим шепотом счастье пророчит
С той, что где-то с другим меня ждет

С той, что нежно целует другого,
Вспоминая ночами без сна
Наши дни, наше счастье былое
И такого смешного меня

Ей смешны мои грешные мысли,
Ей нелепыми кажутся люди,
Что молвою над нами нависли,
Что не смогут понять, что осудят

И я вновь возвращаюсь с надеждой
Оборвать все порочные связи
Но срывая покровы одежды
Поднимаю ее я из грязи

А потом ее слез не желая
Замечать, возвращаю в порочную грязь
Не звонить сам себе обещаю
И порвать навсегда эту связь

А потом, возвращаясь в семью,
Проклиная свое безрассудство,
Я клянусь позабыть, бросить ту...
Позабыть обещаю безумство...

Но ночами жена сладко спит
А бессонница точит когтями...
Я ЕЕ продолжая любить,
Не хочу, но забыть обещаю

Заранее прошу прощения за некоторую неенормативность текста, это авторский ход.

Псков - В.Луки. Не поверите - экстремальный маршрут
Автор Е.Черепицкая

Что-то я с таким интересом ждала «экстремальных маршрутов», а их никто не пишет. Кажется, даже понимаю, почему. Экстрим – очень хрупкая, условная штука. Он существует в тот момент, когда происходит. Пока захватывает дух – экстрим есть. А оглядываешься назад – был ли мальчик. «Это все фигня, другие-то вооон как отжигают».

«Экстремальный маршрут» - для каждого свой. Кому-то надо оказаться на грани выживания, чтобы почувствовать прилив адреналина, для кого-то, как мы выяснили ниже, поход по магазинам страшнее встречи со львом. У меня в свое время был наркотик – автостоп. Потом – «я завязал». Но бывших наркоманов не бывает. Время идет, забываешь, что именно было ТАМ, но помнишь вздрючееные нервы и щекотку то ли восторга, то ли страха. Так было в девятнадцать. А как оно в тридцать?

1

Возраст у меня такой, что первая седина отзывается не бесом в ребро, а шилом в задницу. Хочется попробовать? Вперед, рюкзак за спину и на трассу. Тем более, что есть хорошо протоптанный маршрут, уважительная причина и кого проведать в Великих Луках.

Ах, не надо плевать мне в глаза. Автостоп – это не халява. Халява – это 400 ре за билет и поспать в автобусе. Общественный транспорт дает ощущение надежности и гарантий (ложное, между прочим) за маленькие деньги. Садясь в автомобиль, даже в собственный, перед дальней дорогой чувствуешь, что впереди неизвестность. Мало ли что.

В шестом часу утра, как только начинают ходить рейсовые, сажусь в автобус № 6 и еду до СПб-Киев. Осталось поймать жигуль-шаху, и сотонизм восторжествует. Впрочем, поймать – это еще надо. Многие стопщики стоят на посту ГИБДД, подходят к остановленным для проверки документов машинам и просятся в попутчики. Мне никогда так не нравилось – после встречи с гайцами у человека по идее не может быть хорошего настроения, а тут еще я нарисовалась – хер сотрешь. И у общепитовских стоянок тоже напрашиваться не люблю – попахивает шлюхачеством. Лучше просто идти – мимо поста, прямо по трассе, туда, где ели тянут лапы к обочине. Все равно впереди – дорога, а возврата быть не должно, иначе не по-честному.

В результате мой конкурент – хайрастенький подросток – остается застенчиво топтаться возле поста, а меня меньше чем через 5 минут подбирает большегрузная Scania. Дальнобои – это хорошо. Это наиболее безопасно.

- Здравствуйте, мне надо добраться до Великих Лук. Поможете? – оттарабанила, будто и не было десятилетнего перерыва.
- Тааа! – характерный эстонский выговор.
Фига себе! Неужели вот так вот сразу повезло? И поедем мы до Великих Лук одним броском? Хорошо, конечно, но скучно. Как бой чемпионов, на второй минуте закончившийся нокаутом.
- А Веллликие Луууки - эттто кте? – вдруг подает голос мой драйвер.
- На Риге-Москве, в Московском направлении. Знаете?
- Тааа!
Похоже, и вправду свезло. С эстонцами хорошо ездить, когда действительно есть необходимость бесплатно добраться до удаленной точки Б. Водят аккуратно, едут относительно быстро, а главное – молча.

Минут сорок я наслаждаюсь нерушимой финно-угорской тишиной, но под Островом водила заявляет:
- Сейчас йа повернууу!
- Дааа?
- Тааа!
Поворот на Прибалтику, за-ши-бись! Что ж, спасибо, чувак. Ровной дороги!
Спрыгиваю с подножки и слышу в спину:
- Эй, а кааак тебя звааали?
Кросафчег!

2

Через Остров иду легко и весело, смакую ситуацию, наслаждаюсь движением и непредсказуемой перспективой. С четвертой или пятой отмашки останавливается микроавтобусик, запрыгиваю непринужденно:
- Здравствуйте, до Великих Лук…
- До Опочки!
- Отлично!
Мужичок неуловимо неприятный, разговорчивый, распросливый. Что, зачем, да почему. Окей, слушайте свою любимую песТню «Валенки»: студентка-заочница, диплом и сессия, на выходные домой, плачут детки, ждут родители…
- Да нет, ты, наверное, проститутка!
- Да, и тщательно маскируюсь, чтобы заработать поменьше.
- Да тебе, наверное, стыдно!
- «Стыдливая улыбка проституции» - отличный заголовок для таблоидной статьи. Высадите меня, я доберусь.
- Да все нормально, сиди-сиди. А что ты будешь делать, если я тебя изнасилую?

Мляяя, попала. Вот теперь я вспоминаю, почему автостоп – экстремален. Как в романах Стивена Кинга – страшны не монстры и катаклизмы. Опасаться стоит не аварии или несчастного случая. Главные чудовища – братья-человеки. Понятно, что этот не изнасилует. Насилуют без предварительного сговора, дядя. Но крови выпьет… Энергетический вампир, м-дак обыкновенный.

До Опочки он имеет меня в моск, наливаясь и розовея. Я пытаюсь уходить и ставить блоки, не допуская провокаций и экономя нервы. В Опочке мне делается шикарный подарок:
- Я тя на посту не высажу, чтобы шлюхи не побили, до города довезу.
Спасибо, дядя, облагодетельствовал. Попутного ветра в горбатую спину.

3

Как ни пытаешься придать своему восхищению музейный оттенок, такие ситуации оставляют гадкий осадочек в душе. На общем фоне Опочка угнетает. Нищета северо-западной провинции, убогие пищевые вагончики, грязь. Плечевых действительно много. Молодые, уже посинелые и отекшие от пьянки девки. Угрюмые лица, яркие помятые шмотки, просто неряшливость. Неужели ЭТО кто-то может… В Опочке самые ударные областные показатели по СПИДу, самый жирный наркотрафик и самые беспомощные менты.

Иду через город, даже не пытаясь поднимать руки, слушаю дорзятину, отдыхаю от радостей человеческого общения. Потом резко разворачиваюсь, зажимая кулак… и торможу крутейший КамАЗ. Встав на подножку, открываю дверь и отшатываюсь. Ахтунг! Черный!
- Нэ боися, я узбэк!
Смеется. Хороший дядька, располагающий. Господи, что ж я такая ксенофобка?
- До Великих Лук.
- До поворота!
Ага, поворот на Ригу-Москву в Пустошке – тоже хорошо. Останется один перегон.

Узбек действительно славный. Шутит, балагурит, рассказывает про жену и детей, про работу, дорогу. Язык ломаный, иногда еле понятный. Да господь с ним, пусть щебечет!
- А ка мнэ вакно аднажды сава влэтел!
- А? Что?
- Сава влэтел!
- Кто?
- Сава! Саву нэ знаешь?
- Неа…
- Ну сАва, сАва! Угу! Угу!

С такими дивными развлекушечками едем долго. Очень долго. Слишком.
- Эй, а где Пустошка-то?
- Пустошка? Праехали!
- Как проехали? А «до поворота»?
- До поворота в Велие Луки! Нэвель!
О, чудо в перьях! Какой Невель? Зачем Невель? Это ж задница мира!

4

На этом повороте сбит даже указатель. Невелем не пахнет. Есть трасса вперед, и есть притрассок – туда. Мне сказано – туда, и я стараюсь этому верить. Потому что автоатлас после раскаленной кабины уже не способен влить в спекшийся мозг слегка информации. GPS мы давно продали и пропили. Мобильник судорожно пытается отыскать признаки сети. Туда и только туда! – до первой машины. Вывезут. Должны вывезти.

Молоко(или говно?)воз до ближайшей деревни, пыльная желтая дорога без следов покрытия, мотоцикл и, наконец, жгуль. «Шаха», та самая, родненькая, до Великих Лук… До Великих Лук, где я должна была быть в полдень, а не в пятом часу. До Великих Лук, где меня ждет чашка кофе, но только одна. Потому что сегодня – сегодня, без всяких оговорок – мне надо быть дома, в Пскове. И в 18:30 максимум я должна как штык стоять на трассе, у наспункта с говорящим названием Торчилово.

Знаете, человек всегда огребает ровно по возможностям. В 18:30 я торчала у Торчилова, в 18:45 я сидела на заднем сидении – зуб даю! – «Мерседеса». Думаю, еще максимум через 15 минут я крепко спала рядом с заавтокресленным младенцем. И интеллигентные ребята-москвичи робко подергали меня за шнурки только на подъездах к Пскову:
- Извините, а в какой гостинице здесь лучше остановиться?
- Рижская! - окна моей квартиры выходят аккурат на гостиничный торец.

В десять вечера, наслаждаясь родным домашним душем, я думала: «Действительно, автостоп – это быстро, комфортно, да еще и бесплатно. Какой тут экстрим?»

оригинал тут

и снова тот же автор 

http://komendantsha-4e.livejournal.com/ … tml#cutid1

Сила поэзии
Павел Николаевич проснулся в чудесном расположении духа. Была пятница – и последний рабочий день, и день зарплаты. Впереди маячили тихие выходные в кругу семьи, прогулки и покупки, невинные шалости – субботний секс и субботний сериал.

После работы планировал заскочить в банк – положить немного на книжку. С лета Павел Николаевич начал копить «на отпуск». Он никогда не был в настоящем отпуске с семьей, в санатории, чтобы за все заплачено и все обеспечено. Теперь эта маленькая мечта помогала пережить тяжелые для его характера осень и зиму. Каждую осень Павел Николаевич привычно впадал в уныние по поводу несовершенства собственной жизни и мироустройства в целом. Но вот уже октябрь – и ничего, ни следа тоски и безнадежной усталости. Он даже немного поправился – «от душевного покоя» - и всем был доволен.

День прошел быстро, а вечер – счастливо. Дети веселились, разбирая пакет с продуктами, в котором по традиции прятались «зарплатные» подарки. Жена, улыбаясь, ставила в воду букет мелких остролистных тюльпанов.
- Гульнем сегодня, - шепнул заговорчески Павел Николаевич, обнимая жену.
- Гульнем, - легко согласилась Маша.

По пятницам они ходили в паб «Два фунта» - недалеко от дома. В пабе собирались местные неформалы – от студентов-анимешников до панков старой закалки. Маша вставляла в бровь пирсинг, а Павел Николаевич шнуровал берцы и прятал за растянутым свитером подплывший живот. Они брали по маленькой кружке дорогого «Гиннеса» и садились в курящей зоне, почти чувствуя себя Пашкой и Машкой. Почти веря, что их ждет старая «Ямаха» и продолжение драйва, а не пятиминутная безопасная дорога домой и спящие сыновья.

В этот раз им соседствовала странная троица. Угол занимал громоздкий урод с перекошенными плечами. Лицо углового выглядело так, будто его не смогла дожевать акула-людоед. Одной рукой страшила придерживал костыли, другой – вульгарную женщину лет сорока. Женщина резко кричала и материлась, ее перекрикивал третий компаньон – нервный юноша с увядающим злым лицом. Молодой человек задирал посетителей, нарываясь на драку. Желающих драться не находилось.

Павел Николаевич и Маша чувствовали себя неуютно от такого соседства и жались друг к другу, быстро глотая пиво. Пятничный «загул» казался безнадежно испорченным, но тут компания уже просила расчета.

- Я гений! – крикнул на прощание увядающий юноша. – Я, *цензура*, лучший поэт Ростовской области! Приходите все в воскресенье. Я вам почитаю стихи Бродского!
- Почему Бродского? – брякнула Маша.
Поэт наклонился к их столику, обдавая тяжелым пьяным дыханием. Павел Николаевич приподнялся.
- Был такой парнишка, - выдохнул поэт и удалился с видом обладателя сакрального знания.

В пабе стало почти тихо. Павел Николаевич почувствовал неясный зуд:
- Маш, я еще возьму. Ладно?
- Конечно, - улыбнулась жена, - мне кофе.

Жена читала иностранные фразы на стенах и по ассоциации рассказывала какие-то новости из политической жизни – профессия журналиста обязывала ее быть в курсе. Павел Николаевич, допивая бокал, пытался обнаружить в себе признаки опьянения. Он думал, что давно, чертовски давно не был пьян, что живет слишком уж правильной скучной жизнью.
- Пойдем, Мария, - позвал он жену.
- Домой?
- Нет. Пойдем еще погуляем.

На улице ему вдруг захотелось поговорить.
- Маша, я хороший человек?
- Ты? Ты очень, очень хороший! Ты добрый, заботливый.
- Я толстею, Маша…
- Ну и что? Ты ж не мальчик. Мужчине положено иметь животик, - она попыталась засунуть холодную ладошку ему под свитер. Он накрыл ее руку своей.
- Ты не понимаешь, я душой толстею. Зачем я живу? Что делать дальше? Спиваться, как этот «поэт»?
- Ну, что ты, Пашенька. В отпуск съездим, на домик начнем копить. Детей надо выучить, потом внуков начнут подкидывать…
- Скучно, Маша, скучно, как все! Уж лучше спиться или сторчаться…
- А дети?
- Вот только дети… Зайдем?

Они спустились в незнакомый бар. И Маша с пирсингом, и Павел Николаевич в берцах и в растянутом свитере были здесь неуместны. Официант взглядом оценил их как неплатежеспособных, и Павел Николаевич почувствовал вызов и потребность сорить деньгами. Хотя после взноса на книжку сорить было особенно нечем.
- Сто грамм текилы, - заказал он, не глядя в меню, - Мария, ты чего хочешь?
- Не знаю… Мороженого?

Пока жена выбирала мороженое, Павел Николаевич тянул текилу на четыре глотка. Маша читала меню справа налево и все не могла решиться. Слишком долго семья выбиралась из финансовой пропасти, чтобы теперь вот так бездумно тратить деньги.
- А можно мне простое мороженое, из магазина?
- Чудишь! Ну, давай сбегаю.
- Лучше пойдем.

Павел Николаевич рассердился и обрадовался одновременно. Уж слишком не по ним было это заведение. Допив свою стопку разом, он рассчитался, оставив надменного официанта без чаевых.

В ночном магазине Маша выбрала дешевый пломбир, а Павел Николаевич взял пару пива и зачем-то пачку «Мальборо». Они давно экономили на курении, как на вредной привычке, и покупали десятирублевый «Донтабак» блоками на рынке.

- Пашунь, тебе ж завтра плохо будет.
- Ну и черт с ним. Хочу напиться.
- Зачем?
- Сто лет не напивался. Вообще не делал никаких глупостей. Мне уже нимб голову жмет.
- Какой нимб?
- Собственной добропорядочности.
- Хочешь, поживи один. Или съезди куда-нибудь…
- Машуня… я тебя очень люблю.

Павел Николаевич обнял жену и подумал, что ему очень с ней повезло. Только она могла терпеть его вспышки гнева и перепады настроения. Только она умела отпускать и ждать. В сущности, только она и любила его. Когда он, разбив старую «Ямаху», лежал переломанный, мать единожды заглянула в больницу. Выставила в холодильник банку с домашним творогом – «Ну, поправляйся!» - и ушла. А Машка, худенькая, беременная уже Машка, неумело совала под него «утку» и уговаривала врачей поставить капельницу в долг. Может он и умер бы тогда, если бы не Машка. А если бы не умер – таскался бы сейчас по кабакам, кичась дутой гениальностью, в компании с такими же «поэтами». Тьфу ты, дался ему этот поэт!

Ночь была теплая и по-южному мягкая – последняя, наверное, из теплых ночей в этом году. Павел Николаевич хмелел и добрел, Жена тоже как-то расслабилась. Они шли, болтая ни о чем, улыбаясь встречным парочкам, целуясь в засос, как подростки.

- Мааашка! Машка, а давай опять мотоцикл купим!
Жена напряглась. Павел Николаевич заторопился:
- Представляешь, вот как бы здорово сейчас рвануть до Джубги. Или хотя бы до Ростова!
- Угу, пьяному…
- Ни-ни! Если можно рвануть – зачем пить? Это только малолетки мешают удовольствия. Машка, давай!
- А давай!
- Что, правда?
- Правда!
- Когда?
- Завтра.
- На что?
- Снимешь с книжки.
- А проценты?
- Пфф, большие ли?
- А отпуск?
- Махнем дикарями, вызовем бабушку и махнем.

Они зашли в ночную «Осаку», и Павел Николаевич был снова Пашка, пил пиво и смеялся. А Машка соглашалась, что можно взять кредит, и сразу снарягу, и снять гараж, и завтра же вечером обкатать. Потом они шли домой, обнявшись, едва шли – Пашка спотыкался, а на такси уже не было. Она помогла ему раздеться, накрыла пледом и ушла варить кашу – на утро детям. А он успел подумать, что от другой жены давно бы уже свинтил, а от Машки – ни-ни, никуда.

В субботу Павел Николаевич долго не мог проснуться. Во рту сушило, голова болела. «Похмелье», - не без удовольствия отметил он. Мысленно пересчитал потраченные накануне деньги. Выходило порядком. Жалко. Придется экономить.
Маша принесла чай и бутерброды, чмокнула в щеку:
- Вставай, никуда не успеем.
- А куда мы торопимся?
- Ммм… Мотоцикл смотреть. Или не идем?
- Идем-идем, уже идем! – он все отлично помнил, но хотел знать, что жена не передумала.

Шли вчетвером, весело пиная осенние листья. Павел Николаевич время от времени брал младшего на руки, уговаривал не капризничать и потерпеть:
- Сейчас мотоциклы будем смотреть, большие мотоциклы. Дрррр!
Они опоздали, встали перед закрытой дверью. «Сб. 9.00 – 15.00» - предупреждала вывеска. Маша посмотрела на часы:
- И на рынок уже поздно.
- Ничего, - сказал Павел Николаевич, - Ничего.

Через витринное стекло он смотрел на хромированный черный «Сузуки». Здорово будет прокатить на нем младшего. Здорово будет гнать с Машкой, прижимаясь к обочине от мощного дыхания фур. Здорово… Павел Николаевич вспомнил звук рвущегося об асфальт металла. Вспомнил горячую боль в искореженной, придавленной корпусом мотоцикла, ноге. Вспомнил Машкино обескровленное лицо с закушенной губой.

Он обернулся. Жена держала на руках младшего и улыбалась. Старший серьезно рассуждал о преимуществах чопперов над спортивными. Черт возьми, как глупо пытаться вернуть молодость! Нормальные люди возят детей на море, строят дом и растят свой сад.
- Ладно, пошли есть мороженое, - позвал Павел Николаевич.

Он рано лег этим вечером, сославшись на похмельный синдром. На следующий день его придавила хандра и апатия:
- Маша, мне надо отлежаться.

Жена ткнулась губами в ощетинившуюся щеку и увела детей гулять.

Он проспал все воскресенье, только глубокой ночь проснулся минут на пятнадцать, почувствовав горячее бедро жены и прилив желания. В понедельник утром Павел Николаевич ушел на работу, когда вся семья еще спала – как обычно.

В десять часов Машу разбудил телефонный звонок. Звонили с Пашиной работы, узнать, почему их главный программист все еще не на месте и не отвечает по мобильному.

Через год Павла Николаевича официально признали без вести пропавшим. Жена получила возможность обналичить его накопления. На книжке лежало чуть больше ста тысяч рублей. Маша переоформила счет в другом банке под большие проценты.
- Вот Паша вернется, и купим дом, - говорила она.

Он ко двору ноил садовые цветы...

Он ко двору носил садовые цветы.
Бывало, они даже говорили,
Она — Высочество, он - шаг от нищеты,
Но сердцем — рыцарь и они дружили.

Он веселил ее улыбкой и словами,
Дарил ей небо и поля весенних трав,
Они взрослели, оставаясь лишь друзьями,
Любовной страсти так и не познав.

Конечно, здесь без чувств не обошлось,
Иначе бы сей сказке не сложиться,
И горя им отведать довелось
Лишь для того, чтобы еще сильней влюбиться.

Да, королевство, где герои обитали,
Несовершенно, как любая из планет,
И было б глупо, если б мы того не знали,
Но до финала мы храним секрет.

Из странствий долгих рыцарь вскоре возвратился,
Вновь ко двору носил садовые цветы,
Свою любовь вернуть назад он не стремился,
Но с ней он был по-прежнему на ты.

Но в королевстве жизнь на месте не стояла,
Вы понимаете — есть всякие мерзавцы.
Принцесса их, конечно, выгоняла,
Но попадались хитрые красавцы.

На страже чести и достоинства Принцессы,
Сооружен был неприступный бастион,
Из подозрений серых плотная завеса
И недоверия туманного заслон.

Однако, рыцарю, с цветами и улыбкой
Проход был разрешен и он ходил.
Он не был застрахован от ошибки.
И, разумеется, ее и совершил.

Он ей писал на свежевыпавшем снегу,
Она в окне морозном отвечала,
Он будто был на левом берегу,
А с правого она ему кричала.

Он свою шапку прятал в полушубке,
Будто готовил неожиданный подарок,
И вот, он под полу засунул руку...
Ветер задул в ее окне свечи огарок.

Принцесса вскрикнула, когда блеснул металл,
И с новой свечкой явно опоздала,
Раскинув руки, вниз лицом лежал
Ее поклонник, и рука его сжимала

Простую вязаную шапку, каких много,
Что согревают голову в морозы,
А из нее, кровавою дорогой,
На снег стекали лепестками розы.

А рядом с телом только снег искрился,
Полночная метель сменила сутки,
Скрыв то, за что он жизнью расплатился —
Слова из нежной, безобидной шутки.   

Остальные стихи, философсие очерки и рассказы в жанре романтической фантастики
Вы можете прочесть на моих страницах:
http://vkontakte.ru/id3986859 - Заметки (Ильин Иван)
http://www.stihi.ru/avtor/ivanco - Ильин Иван (стихи)
http://www.proza.ru/avtor/ivanco - Ильин Иван (проза)

Буду ждать !!!

Ириночка, спасибо!!! Очень трогательно и близко мне... Всегда тоскую по детству.

Ну а это из моего:

Измена
Зачем изменила ты вдруг, отчего?
Зачем ты ему все открыла?
Зачем разлюбила ты вдруг одного -
Другого ты вдруг полюбила...?
Зачем изменила ты вмиг и себе,
Отдавшись в ту ночь безрассудно,
Ты в этот момент изменила судьбе,
Проснувшись в то страшное утро.
Тянула ты руки к нему. А зачем?
Твердила, что это - ошибка...
В его ты глазах увидела тень,
А думала, будет улыбка?...
Ты думала, он все поймет, все простит,
Все смоется в памяти, может,
Но рана его все болит и болит,
Он может простить и не сможет.
И эта измена осклком в душе
Его всегда будет тревожить.
О, как ты смогла одним шагом, увы
Смогла ты его уничтожить.

Теперь ты рыдаешь, не зная зачем,
Зачем ты ему изменила.
Зачем разлюбила ты вдруг одного -
Другого ты, вдруг, полюбила...

И еще:

Боль - это где?
Боль - это как?
Это за что, почему?

Люди всю жизнь отчего-то страдают,
Но одного не пойму.
Только одни до рассвета не спят,
Мучаются в бреду...
Ну а другие - гуляют, кутят,
Даже не зная беду.
Даже не думая может о том,
Что и его, в один миг, Может судьба загнать в бурелом.
Он ведь издаст тот же крик!!!
Также он будет рыдать и стонать.
Слезы глотать до поздна,
Пытаться боль в груди унять,
Не видя ей конца.

Люди, увы, понимают беду,
Когда на пороге она.
И жизнь продолжается в белом дыму,
Пока не уйдет та беда...
Другого, попавшего в пропасть на дне,
Увы, нам понять не дано.
Пускай у него зашимило в груди...
Но это не мне. Всеравно...

На небе полная луна,
На небе звезды и огни.
Они сведут меня с ума,
Я запьянею от любви.

Мне очень хорошо с тобой
Когда к тебе я прикоснусь.
Я терминатор, я плэй-бой
И тем, что я с тобой горжусь.

С тобой я ко всему готов.
Готов весь мир я обойти.
Я скалолаз, я рыболов,
Я таэквон-до-ист уже почти.

Но я смотрю ты не со мной,
И ты идешь с ним в ресторан.
Какой же я тогда плэй-бой?,
Я натуральнейший баран.

А я крутых ребят найму!
Пускай их босс его найдет.
Они его там припугнут,
И больше к ней он не придет.

Ты бросишься к моим ногам
И будешь умолять меня,
Чтоб я тебя не убивал,
Что бы с тобой остался я.

Ну ладно, я тебя не трону,
Но из судьбы твоей уйду.
Я не замечу твоих стонов,
Хоть знаю, что тебя люблю.

Я не игрушка, что ж поделать,
Коль я тебя разоблачил.
Ну что ты смотришь так несмело?!
Ждешь, что б сказал, как я любил?

Любил тебя я нежно, страстно,
Но ты любовь мою предав
Проступок сделала ужасный.
Мне словно в спину был удар.

Тебя люблю еще, ну что же
Такое сразу не пройдет
Любовь на лодочку похожа
Когда-нибудь, да уплывет.

Когда-нибудь к тебе подъедет
Огромный черный коделак,
Подохнут с зависти соседи,
А ты поймешь, я не дурак.

(c) И.М.

Мурлыка,  третий и четвёртый стихи - просто класс!!! До мурашек.

Грешить и каяться, - неужто наш удел,
Людишек маленьких, отторгнутых от рая,
И где грехам, скажите есть предел,
И как в раскаяньях дойти до края.
Зарок не пить, так пьяница дает и.. пьет,
Зарок не убивать, - солдат берет ружье и убивает,
Зарок не брать чужого и... крадет,
Не возжелать жены соседа и... желает.
Так может десять заповедей, что нам дал господь,
Всего лишь десять маленьких ступеней,
Взобравшись по которым наша плоть,
Познает то, что просто называют, Добрый Гений.